Блокада Ленинграда, дети блокады... Эти слова слышал каждый. Одна из самых величественных и в то же время трагичных страниц в архивах Великой Отечественной войны. Эти события вошли в мировую историю как самая длинная и страшная по своим последствиям осада города. События, которые происходили в этом городе с 8.09.1941 по 27.01.1944, всему миру показали великий дух народа, способного на подвиг в условиях голода, болезней, холода и разрухи. Город выстоял, но цена, заплаченная за эту победу, была очень высока.

Блокада. Начало

План «Барбаросса» - именно так называлась вражеская стратегия, согласно которой осуществлялся захват Советского Союза. Одним из пунктов плана был разгром и полное взятие в короткие сроки Ленинграда. Гитлер мечтал заполучить город не позднее осени 1941 года. Планам агрессора не суждено было осуществиться. Город захватили, отрезали от мира, но не взяли!

Официально начало блокады зафиксировано 8 сентября 1941 года. Именно в этот осенний день немецкие войска захватили Шлиссельбург и окончательно перекрыли сухопутную связь Ленинграда со всей территорией страны.

Фактически все произошло немного раньше. Немцы планомерно изолировали город. Так, со 2 июля немецкие самолеты регулярно бомбили железные дороги, препятствуя поставкам продуктов этим способом. 27 августа связь с городом через железные пути была уже полностью прервана. Через 3 дня произошел обрыв связи города с гидроэлектростанциями. А с 1 сентября перестали работать все коммерческие магазины.

В то, что ситуация серьезная, вначале практически никто не верил. Все же люди, почувствовавшие неладное, начали готовиться к худшему. Магазины очень быстро опустели. Прямо с первых дней в городе ввели карточки для получения продовольствия, закрылись школы и детские сады.

Дети блокадного города

Горем и ужасом на судьбах многих людей отпечаталась блокада Ленинграда. Дети блокады - это особая категория жителей этого города, которых обстоятельства лишили детства, заставили повзрослеть намного раньше и бороться за выживание на уровне взрослых и умудренных опытом людей.

В момент замыкания блокадного кольца, помимо взрослых, в городе оставалось 400 тысяч детей разных возрастов. Именно забота о детях придавала ленинградцам силы: их опекали, берегли, старались прятать от бомбежек, всесторонне заботились. Все понимали, что спасти детей можно только в случае сохранения города.

Взрослые не могли защитить детей от голода, холода, болезней и истощения, но для них делалось все возможное.

Холод

Жизнь в блокадном Ленинграде была тяжелой, невыносимой. Артобстрелы были не самым ужасным, что довелось пережить заложникам города. Когда отключили все электростанции и город окутала тьма, начался самый тяжелый период. Пришла снежная, морозная зима.

Город занесло снегом, морозы в 40 градусов привели к тому, что стены неотапливаемых квартир начали покрываться изморозью. Ленинградцы вынуждены были устанавливать в своих квартирах печки, в которых постепенно, для тепла, сжигалось все: мебель, книги, предметы домашнего обихода.

Новая беда пришла, когда замерзла канализация. Теперь воду можно было взять только в 2 местах: из Фонтанки и Невы.

Голод

Печальная статистика гласит, что самым большим врагом жителей города был именно голод.

Зима 1941 года стала испытанием на выживание. Чтобы отрегулировать обеспечение людей хлебом, были введены продуктовые карточки. Размер пайка постоянно снижался, в ноябре он достиг своего минимума.

Нормы в блокадном Ленинграде были следующими: тем, кто работал - полагалось 250 гр. хлеба, военные, пожарники и участники истребительных отрядов получали по 300 гр., а дети и те, кто был на чужом обеспечении - по 125 гр.

Каких-либо других продуктов в городе не было. 125 грамм блокадного хлеба мало чем напоминали наш, обычный, хорошо знакомый мучной продукт. Этот кусочек, получить который можно было только после многочасового стояния в очереди на морозе, состоял из целлюлозы, жмыха, обойного клея, перемешанного с мукой.

Бывали дни, когда и этот вожделенный кусочек люди не могли получить. Во время бомбежек заводы не работали.

Люди пытались выжить, как могли. Пустые желудки старались наполнить тем, что можно было проглотить. В ход шло все: опустошались аптечки (пили касторку, ели вазелин), отдирали обои, чтобы добыть остатки клейстера и сварить хоть какой-то суп, резали на кусочки и варили кожаную обувь, из столярного клея готовили студень.

Естественно, что для детей того времени самым лучшим подарком была еда. Они постоянно думали о вкусном. Та еда, которая в обычное время вызывала отвращение, теперь была пределом мечтаний.

Праздник для детей

Несмотря на ужасные, смертельно опасные условия жизни, ленинградцы с большим рвением и усердием старались, чтобы дети, оказавшиеся в заложниках холодного и голодного города, жили полноценной жизнью. И если еды и тепла не было где взять, то сделать праздник было возможно.

Так, во время страшной зимы, когда была блокада Ленинграда, дети блокады отпраздновали Решением исполкома Ленсовета были организованы и проведены для маленьких жителей города.

Все театры города приняли в этом активнейшее участие. Были составлены праздничные программы, в которые входили встречи с командирами и бойцами, художественное приветствие, игровая программа и танцы у елки, и самое главное - обед.

На этих праздниках было все, кроме игр и танцевальной части. Все из-за того, что у ослабленных детей попросту не было сил на подобные развлечения. Дети совсем не веселились - они ждали еды.

Праздничный обед состоял из маленького кусочка хлеба к дрожжевому супу, киселя и котлетки, сделанной из крупы. Познавшие голод дети ели, не спеша, бережно собирая каждую крошку, ведь они знали цену блокадному хлебу.

Тяжелое время

Детям в этот период, было намного тяжелее, чем взрослому, вполне осознанному населению. Как объяснить, почему во время бомбежки нужно сидеть в темном подвале и почему нигде нет еды, детям? Про блокаду Ленинграда в народной памяти осталось много страшных историй об оставленных младенцах, одиноких ребятах, которые пытались выжить. Ведь часто бывало так, что уходя за заветным пайком, родные ребенка просто умирали по дороге, не возвращались домой.

Число детских домов в городе неумолимо росло. За один год их количество выросло до цифры 98, а ведь в конце 1941 года было только 17. Около 40 тысяч сирот пытались содержать и сохранять в этих приютах.

Каждый маленький житель блокадного города имеет свою страшную правду. На весь мир стали известными дневники ленинградской школьницы Тани Савичевой.

Символ страданий ленинградцев

Таня Савичева - сейчас это имя символизирует ужас и безнадежность, с которыми вынуждены были бороться жители города. Что тогда пережил Ленинград! поведала миру эту трагическую историю через свои записи в дневнике.

Эта девочка была младшим ребенком в семье Марии и Николая Савичевых. На момент блокады, которая началась в сентябре, она должна была стать ученицей 4 класса. Когда семья узнала о начале войны, было принято решение никуда из города не уезжать, а остаться, чтобы оказывать посильную помощь армии.

Мама девочки шила одежду для бойцов. Брат Лека, имевший плохое зрение, не был взят в армию, он трудился на Адмиралтейском заводе. Сестры Тани, Женя и Нина, были активными участницами борьбы с врагом. Так, Нина, пока были силы, ходила на работу, где вместе с другими добровольцами рыла окопы для укрепления обороны города. Женя, скрываясь от мамы и бабушки, тайком сдавала кровь для раненых бойцов.

Таня же, когда в оккупированном городе в начале ноября опять заработали школы, пошла учиться. В это время было открыто всего 103 школы, но и они с приходом лютых морозов перестали работать.

Таня, будучи маленькой девочкой, тоже не сидела без дела. Вместе с другими ребятами она помогала рыть окопы, тушила «зажигалки».

Вскоре горе постучало в двери этой семьи. Первой не вернулась домой Нина. Девушка не пришла после жесточайших обстрелов. Когда стало ясно, что Нину они никогда больше не увидят, мама отдала Тане записную книжку сестры. Именно в ней девочка впоследствии будет делать свои записи.

Война. Блокада. Ленинград - осажденный город, в котором вымирали целыми семьями. Так было и с семьей Савичевых.

Следующей умерла Женя, прямо на заводе. Девушка работала, вкалывая по 2 смены подряд. Она еще и сдавала кровь. Вот силы и закончились.

Такого горя не вынесла бабушка, женщину похоронили на Пискаревском кладбище.

И с каждым разом, когда горе стучало в дверь дома Савичевых, Таня открывала свою записную книжку, чтобы отметить очередную смерть родных и близких. Вскоре умер Лека, за ним не стало двух дядей девочки, потом умерла мама.

«Савичевы умерли все. Осталась одна Таня» - эти страшные строки Таниного дневника передают весь ужас, который довелось пережить жителям блокадного города. Таня умерла. Но девочка ошиблась, она не знала, что среди Савичевых остался живой человек. Это была ее сестра Нина, которую спасли во время обстрелов и вывезли в тыл.

Именно Нина, вернувшись в родные стены в 1945 году, найдет дневник сестры и поведает миру эту страшную историю. Историю целого народа, стойко боровшегося за свой родной город.

Дети - герои блокадного Ленинграда

Все жители города, выстоявшие и победившие смерть, по праву должны называться героями.

Особенно героически вело себя большинство детей. Маленькие граждане большой страны не сидели и не ждали, когда же придет освобождение; они боролись за родной Ленинград.

Практически ни одно событие в городе не проходило без участия детей. Дети наравне с взрослыми принимали участие в уничтожении зажигательных бомб, тушили пожары, очищали и дороги, разбирали завалы после бомбежки.

Длилась блокада Ленинграда. Дети блокады вынуждены были заменить возле заводских станков взрослых, которые погибли, умерли или ушли на фронт. Специально для детей, работавших на заводах, были придуманы и изготовлены специальные подставки из дерева, чтобы они могли, как взрослые, работать над изготовлением деталей для пулеметов, артиллерийских снарядов и автоматов.

Весной и осенью дети активно работали на огородах и совхозных полях. Во время налетов сигнал учителя служил тому, что дети, снимая головные уборы, падали лицом в землю. Превозмогая жару, грязь, дождь и первые заморозки, юные герои блокадного Ленинграда собирали рекордный урожай.

Дети часто посещали госпитали: убирали там, развлекали раненых, помогали кормить тяжелобольных.

Несмотря на то что немцы всеми силами пытались уничтожить Ленинград, город жил. Жил и выстоял. После снятия блокады 15 тысяч детей получили медаль «За оборону Ленинграда».

Дорога, возвращающая к жизни

Единственный путь, который давал хоть какую-то возможность поддерживать связь со страной. Летом это были баржи, зимой - машины, передвигающиеся по льду. До начала зимы 1941 года к городу добирались буксиры с баржами, но Военный совет фронта понимал, что Ладога замерзнет и тогда все пути будут перекрыты. Начались новые поиски и усиленная подготовка других способов связи.

Так был подготовлен путь по льду Ладоги, который со временем начал называться «Дорога жизни». В истории блокады сохранилась дата, когда первый конный обоз проложил путь по льду, это было 21 ноября 1941 г.

Вслед за этим поехало 60 автомашин, целью которых было доставить в город муку. Город начал получать хлеб, ценой которому была человеческая жизнь, ведь продвижение по этому пути было связано с огромным риском. Часто машины проваливались под лед, тонули, забирая на дно озера людей и продукты. Работа шофером такого автомобиля была смертельно опасной. Местами лед был настолько хрупкий, что даже груженная парой мешков крупы или муки машина легко могла оказаться подо льдом. Каждый пройденный рейс этим путем был героическим. Немцы очень хотели перекрыть его, бомбежки Ладоги были постоянны, но мужество и героизм жителей города не позволили свершиться этому.

«Дорога жизни» действительно выполнила свою функцию. В Ленинграде начали пополняться запасы продовольствия, а из города машины вывозили детей и их матерей. Не всегда этот путь был безопасен. Уже после войны при обследовании дна Ладожского озера были найдены игрушки ленинградских детей, которые утонули во время таких перевозок. Помимо опасных проталин на ледяной дороге, транспорт для эвакуации часто подвергался вражеским обстрелам и затоплению.

Около 20 тысяч людей работали на этой дороге. И только благодаря их мужеству, силе духа и стремлению выстоять город получил то, в чем нуждался больше всего - шанс выжить.

Выстоявший город-герой

Лето 1942 года было очень напряженным. Нацисты активизировали боевые действия на фронтах Ленинграда. Заметно усилились бомбардировки и обстрелы города.

Вокруг города появились новые артиллерийские батареи. У врагов были схемы города, и важные участки обстреливали каждодневно.

Длилась блокада Ленинграда. Люди превращали свой город в крепость. Так, на территории города за счет 110 крупных узлов обороны, траншей и разных ходов появилась возможность осуществления скрытой перегруппировки военных. Такие действия послужили тому, что существенно сократилось количество раненых и убитых.

12 января армии Ленинградского и Волховского фронтов начали наступление. Через 2 дня расстояние между этими двумя армиями было меньше 2 километров. Немцы упорно сопротивлялись, но 18 января войска Ленинградского и Волховского фронтов соединились.

Этот день ознаменовался еще одним важным событием: снятие блокады произошло за счет освобождения Шлиссельбурга, а также полной очистки от врага южного побережья озера Ладоги.

Вдоль берега получился коридор около 10 километров, он-то и восстановил сухопутную связь со страной.

Когда произошло снятие блокады, в городе было около 800 тысяч человек.

Знаменательная дата 27 января 1944 года вошла в историю как день, когда блокада города была полностью снята.

В этот радостный день Москва уступила Ленинграду право в честь снятия блокады произвести салют в ознаменование того, что город выстоял. Приказ для войск, которые победили, подписал не Сталин, а Говоров. Такой чести не был удостоен ни один главнокомандующий фронтами за все время Великой Отечественной войны.

Блокада продолжалась 900 дней. Это самая кровопролитная, жестокая и бесчеловечная блокада за всю историю человечества. Ее историческое значение огромно. Сдерживая огромные силы немецких войск на протяжении всего этого времени, жители Ленинграда оказали неоценимую помощь проведению военных операций на других участках фронта.

Более 350 тысяч солдат-участников обороны Ленинграда получили свои ордена и медали. 226 человек были удостоены почетного звания Героя Советского Союза. 1,5 миллиона человек были награждены медалью «За оборону Ленинграда».

Сам же город за героизм и стойкость получил почетное звание Город-Герой.

Записываю, руки стынут…

«Умерла 26/IV 1942 г. наша дочь Милетта Константиновна, рожденная 11/VIII 1933 г. — 8 лет 8 месяцев и 15 дней от роду.
А Федор жил с 7/IV 1942 по 26/VI 1942 года — 80 дней…
26/IV дочь умерла в час ночи, а в 6 утра кормить Федора грудью — ни одной капли молока. Детский врач сказала: «Я рада, а то мать (то есть я) бы умерла и оставила трех сыновей. Не жалей дочь, она недоносок — умерла бы в восемнадцать — обязательно…»
Ну а раз молока нет, я 3/V 1942 года сдала в Институт переливания крови на 3-й Советской улице не помню сколько гр., так как я донор с 26 июня 1941 года. Будучи беременной Федей, сдала крови: 26/VI — 300 гр., 31/VII — 250 гр., 3/IX — 150 гр., 7/XI — 150 гр. Больше уже нельзя. 11/XII — 120 гр. = 970 гр. крови…»
12/I — 1942 г. — Записываю, руки стынут. Уже давно ходили пешком, я шла по льду наискосок от Университета к Адмиралтейству по Неве. Утро было солнечное, морозное — стояли вмерзшие в лед баржа и катер. Шла с 18-й линии Васильевского острова сначала по Большому пр. до 1-й линии и до Невы мимо Меншикова дворца и всех коллегий Университета. Потом от Невы по всему Невскому пр., Староневскому до 3-й Советской…
На приеме у врача разделась, он ткнул меня в грудь, спрашивает: «Что это?» — «Буду в четвертый раз матерью». Он схватился за голову и выбежал. Вошли сразу три врача — оказывается, беременным нельзя сдавать кровь — карточку донора зачеркнули. Меня не покормили, выгнали, а я должна была получить справку на февраль 1942 года, на рабочую карточку и паек (2 батона, 900 гр. мяса, 2 кг крупы), если бы у меня взяли кровь…
Шла обратно медленно-медленно, а дома ждали трое детей: Милетта, Кронид и Костя. А мужа взяли в саперы… Получу за февраль иждивенческую карточку, а это — 120 гр. хлеба в день. Смерть…
Когда на лед взошла, увидела справа под мостом гору замерзших людей — кто лежал, кто сидел, а мальчик лет десяти, как живой, припал головкой к одному из мертвецов. И мне так хотелось пойти лечь с ними. Даже свернула было с тропы, но вспомнила: дома трое лежат на одной полутораспальной кровати, а я раскисла, — и пошла домой.
Иду по городу, мысль одна хуже другой. На 16-й линии встречаю Нину Куявскую, моя подруга детства, работает в исполкоме. Говорю ей: «Выгнали из доноров и справку на карточку рабочую не дали». А она говорит: «Иди в женскую консультацию, тебе обязаны дать справку на рабочую карточку»…
В квартире четыре комнаты: наша — 9 метров, крайняя, бывшая конюшня хозяина четырех домов (19, 19а, 19б, 19в). Воды нет, трубы лопнули, а все равно люди льют в туалеты, жижа льет по стене и застывает от мороза. А стекол нет в окнах, еще осенью все они выбиты от взрыва бомбы. Окно закрыто матрацем, только дырка проделана для трубы от буржуйки…
Пришла домой повеселевшая, а дети рады, что пришла. Но видят, что пустая, и ни слова, молчат, что голодные. А дома лежит кусочек хлеба. На три раза. Взрослому, то есть мне — 250 гр. и три детских кусочка — по 125 гр. Никто не взял…
Затопила печку, поставила 7-литровую кастрюлю, вода закипела, бросила туда сухую траву черничника и земляничника. Разрезала по тоненькому кусочку хлеба, намазала очень много горчицы и очень крепко посолила. Сели, съели, очень много выпили чаю и легли спасть. А в 6 часов утра надеваю брюки, шапку, пиджак, пальто, иду очередь занимать. В 8 только откроется магазин, а очередь длинная и шириной в 2-3 человека — стоишь и ждешь, а самолет врага летит медленно и низко над Большим проспектом и льет из пушек, народ разбегается, а потом снова в свою очередь встает без паники — жутко…
А за водой на санки ставишь два ведра и ковшик, едешь на Неву по Большому проспекту, 20-й линии, к Горному институту. Там спуск к воде, прорубь, и черпаешь в ведра воду. А вверх поднять сани с водой помогаем друг другу. Бывает, половину пути пройдешь и разольешь воду, сама вымокнешь и снова идешь, мокрая, за водой…

Пуповину обвязала черной ниткой

В квартире пусто, кроме нас никого, все ушли на фронт. И так день за днем. От мужа — ничего. И вот наступила роковая ночь 7/IV 1942 г. Час ночи, схватки. Пока одела троих детей, белье собрала в чемодан, двоих сыновей привязала к санкам, чтобы не упали — отвезла их во двор к помойке, а дочь и чемодан оставила в подворотне. И родила… в брюки…
Забыла, что у меня дети на улице. Шла медленно, держась за стену своего дома, тихо-тихо, боялась задавить малютку…
А в квартире — темно, а в коридоре — вода с потолка капает. А коридор — 3 метра шириной и 12 — в длину. Иду тихо-тихо. Пришла, скорей расстегнула штаны, хотела положить малыша на оттоманку и от боли потеряла сознание…
Темно, холодно, и вдруг открывается дверь — входит мужчина. Оказалось, он шел через двор, увидел двоих детей, привязанных к санкам, спросил: «Куда едете?» А пятилетний мой Костя и говорит: «Мы едем в родильный дом!»
«Эх, дети, наверно, вас мама на смерть привезла», — предположил мужчина. А Костя и говорит: «Нет». Мужчина молча взялся за санки: «Куда везти?» А Костюха командует. Смотрит человек, а тут еще одни санки, еще ребенок…
Так и довез детей до дому, а дома зажег огарок в блюдечке, лак-фитиль — коптит ужасно. Сломал стул, разжег печурку, поставил кастрюлю с водой — 12 литров, побежал в родильный… А я встала, дотянулась до ножниц, а ножницы черные от копоти. Фитилек обрезала и разрезала такими ножницами пуповину напополам… Говорю: «Ну, Федька, половина тебе, а другая — мне…» Пуповину ему я обвязала черной ниткой 40-го номера, а свою — нет…
Я же, хоть и четвертого родила, но ничегошеньки не знала. А тут Костя достал из-под кровати книгу «Мать и дитя» (я всегда читала в конце книги, как избежать нежелательной беременности, а тут прочла первую страницу — «Роды»). Встала, вода нагрелась. Перевязала Федору пуповину, отрезала лишний кусок, смазала йодом, а в глаза нечем пускать. Едва дождалась утра. А утром пришла старушка: «Ой, да ты и за хлебом не ходила, давай карточки, я сбегаю». Талоны были отрезаны на декаду: с 1-го по 10-е число, ну а там оставалось 8-е, 9-е и 10-е — 250 гр. и три по 125 гр. на три дня. Так этот хлеб нам и не принесла старушка… Но 9/IV я ее увидела мертвую во дворе — так что не за что осуждать, она была хорошим человеком…
Помню, втроем кололи лед, держали в руках лом, считали: раз, два, три — и опускали лом, и скололи весь лед — боялись заразы, а в машину лед кидали военные и увозили в Неву, чтобы город был чистым…
Мужчина через дверь сказал: «Врач придет завтра утром». Старушка ушла за хлебом. Сестра пришла из родильного и кричит: «Где вы, у меня грипп!» А я кричу: «Закройте дверь с той стороны, а то холодно!» Она ушла, а Костя пятилетний встал и говорит: «А каша-то сварилась!» Я встала, печку затопила, да каша застыла, как кисель. Я купила на Сенном рынке 5 апреля большой кулек манной крупы за 125 граммов хлеба. Мужик шел со мной с Сенной площади до дома, видел моих детей, взял талон на 125 гр. хлеба и ушел, а я начала варить кашу, а каша так и не загустела, хотя я всю крупу всыпала в трехлитровую кастрюлю…

Нахлебник, а может, победа

Вот съели мы эту кашу без хлеба и выпили 7-литровую кастрюлю чаю, я одела Феденьку, завернула в одеяло и пошла в роддом имени Ведемана на 14-ю линию. Принесла, мамочек — ни души. Говорю: «Обработайте пупок сыну». Доктор в ответ: «Ложитесь в больницу, тогда обработаем!» Я говорю: «У меня трое детей, они остались в квартире одни». Она настаивает: «Все равно ложитесь!» Я на нее заорала, а она позвонила главврачу. А главврач заорал на нее: «Обработайте ребенка и дайте справку в загс на метрики и на детскую карточку».
Она развернула ребенка и заулыбалась. Пуповину, перевязанную мной, похвалила: «Молодец, мама!» Отметила вес малыша — 2, 5 кг. В глазки пустила капли и все справки дала. И пошла я в загс — на 16-й линии он располагался, в подвале исполкома. Очередь огромная, люди стоят за документами на мертвых. А я иду с сыном, народ расступается. Вдруг слышу, кто-то кричит: «Нахлебника несешь!» А другие: «Победу несет!»
Выписали метрики и справку на карточку детскую, поздравили, и пошла я к председателю исполкома. По лестнице широкой поднялась и увидела старичка, сидящего за столом, перед ним — телефон. Спрашивает, куда и зачем иду. Отвечаю, что родила сына в час ночи, а дома еще трое детей, в коридоре — вода по щиколотку, а в комнате — две стены лицевые, и к ним прилипли подушки наполовину мокрые, а со стен жижа ползет…
Он спросил: «В чем нуждаетесь?» Я ответила: «Дочь восьми лет, сидя ночью под аркой на санках, продрогла, ей бы в больницу».
Он нажал какую-то кнопку, вышли три девушки в военной форме, как по команде, подбежали ко мне, одна взяла ребенка, а две — меня под руки и проводили домой. Я расплакалась, устала вдруг, едва-едва дошла до дому…
В тот же день нас переселили в другую квартиру на нашей же лестнице — четвертый этаж. Печка исправная, в окно вставлены два стекла из нашего книжного шкафа, а на печке — 12-литровая кастрюля стоит с горячей водой. Врач женской консультации, пришедшая тоже на помощь, принялась мыть моих детей, первой — Милетту — голая голова, ни одного волоса… Так же и у сыновей — тощие, страшно смотреть…
Ночью — стук в дверь. Я открываю, стоит в дверях моя родная сестра Валя — она пешком шла с Финляндского вокзала. За плечами — мешок. Раскрыли, боже: хлеб чисто ржаной, солдатский, булка — кирпичик пышный, немного сахара, крупа, капуста кислая…
Она — солдат в шинели. И пир горой, вот счастье!..
Радио работало сутки. Во время обстрела — сигнал, в убежище. Но мы не уходили, хотя наш район несколько раз в день из дальнобойных орудий обстреливали. Но и самолеты бомб не жалели, кругом заводы…

Глаза заросли мхом

26/IV — 1942 г. — Милетта умерла в час ночи, а в шесть утра радио известило: норму на хлеб прибавили. Рабочим — 400 гр., детям — 250 гр… Целый день в очередях провела. Принесла хлеб и водку…
Милетту одела в черный шелковый костюм… Лежит на столе в маленькой комнате, прихожу домой, а два сына — семи лет Кронид и пяти лет Костя валяются пьяные на полу — половина маленькой выпита… Я испугалась, побежала на второй этаж к дворнику — ее дочь окончила мединститут. Она пришла со мной и, увидев детей, засмеялась: «Пусть спят, лучше их не тревожь»…
9/V — 1942 г. Мой муж пришел пешком с Финляндского вокзала на сутки. Сходили в жакт за тележкой и справкой для похорон на Смоленском кладбище. Кроме моей малышки — два неопознанных трупа… Одну из умерших дворники волокли за ноги и голова ее стучала по ступенькам…
На кладбище нельзя было плакать. Милетту отнесла и положила аккуратно на «поленницу» из умерших незнакомая женщина… 15 дней пролежала Милетта дома, глаза мхом заросли — пришлось личико закрыть шелковой тряпочкой…
В 8 часов вечера муж ушел пешком на вокзал: ему нельзя опоздать, иначе попадет под трибунал, а поезд один раз в сутки ходил.
6/V 1942 г. — утром ушла за хлебом. Прихожу, а Кронида не узнать — опух, стал очень толстым, на куклу ваньку-встаньку похож. Я его завернула в одеяло и потащила на 21-ю линию в консультацию, а там — закрыто. Тогда понесла его на 15-ю линию, где тоже дверь на замке. Принесла обратно домой. Побежала к дворничихе, позвала доктора. Врач пришла, посмотрела и сказала, что это третья степень дистрофии…
Стук в дверь. Открываю: два санитара из больницы имени Крупской — по поводу дочки. Я перед их носом дверь закрыла, а они снова стучат. И тут я опомнилась, дочки-то нет, а Кроня, Кронечка-то живой. Я дверь открыла, объяснила, что сына надо в больницу. Закутала его в одеяло и пошла с ними, прихватив метрики и детскую карточку.
В приемном покое врач мне говорит: «У вас же дочь». Отвечаю: «Дочь умерла, а вот сын болен…» Сына взяли в больницу…
Слез нет, но на душе пусто, жутко. Костюха притих, меня целует и за Федей ухаживает, а Федя лежит в ванне детской, оцинкованной…
По радио говорят: «Каждый ленинградец должен иметь огород». Все скверы превращены в огороды. Семена моркови, свеклы, лука дают бесплатно. У нас на Большом проспекте посажены лук и щавель. Еще по радио объявление: можно получить пропуск в Бернгардовку, во Всеволожск, а у меня там Валя в госпитале работает. Я в 16-е отделение милиции, к начальнику. Он мне пропуск выписывает, а я его прошу на время отъезда няньку. И он вызывает женщину — Рейн Альму Петровну и спрашивает ее: «Пойдешь в няньки к ней?», на меня указывая. У нее три сына: один семи, второй — пяти лет, а третий и вовсе новорожденный…
Она пошла ко мне домой. А я пешком на Финляндский вокзал. Поезд шел ночью, обстрелы. Приехала я во Всеволожск в пять утра: солнце, листья на деревьях распускаются. Валин госпиталь — бывший пионерлагерь.

За рекой, в беседке…

Сижу на берегу речки, птицы поют, тишина… Как в мирное время. Вышел из дома какой-то дедушка с лопатой. Спрашивает: «Что здесь сидите?» Объясняю: «Вот, приехала огород копать, а лопату в руках не умею держать». Он мне дает лопату, показывает, как копать, а сам садится и смотрит, как я работаю.
У него земля легкая, ухоженная, и я стараюсь. Большой участок перекопала, а тут и моя Валя пришла: несет хлеб и пол-литра черной смородины…
Я села, понемногу щиплю хлеб, ем ягоды, запиваю водой. Подошел ко мне дед и говорит: «Пиши заявление — даю тебе две комнаты и комнатушку на чердаке…
Так я своих недалеко, но из города вывезла. Феденьку взяли в круглосуточные ясли, а за Костюхой смотрел дед…
6/VI — 1942 г. Поехала в Ленинград за Кронидом. Выписали его из больницы с диагнозами: дистрофия III степени, паратиф, остеомиелит. Ни одного волоса на голове, но вшей белых, крупных 40 штук убили. Целый день сидели на вокзале. Познакомилась с женщинами, которые объяснили: это трупная вошь, к человеку здоровому не бежит…
В пять утра вышли из поезда. Сын тяжелый, несу на руках, голову не может держать. Когда добрались до дома, Валя на него посмотрела и заплакала: «Умрет…» Пришла врач Ирина Александровна, укол сделала и молча ушла.
Кроня открыл глаза и сказал: «Я — молодец, даже не поморщился». И заснул…
А в 9 утра пришли доктора: главврач госпиталя, профессор и медсестра, осмотрели, дали рекомендации. Мы их, как могли, выполняли. Только он все равно голову не держал, очень был слаб, не ел — только пил молоко. День за днем немного поправлялся…
Я старалась заработать. Девичьи гимнастерки делала, убавляя те, что были шиты для мужиков. А заказчицы мне несли кто похлебку, кто кашу. А я, как умела, все шила.
Моему белобрысому Костюхе я еще дома сшила серенький костюмчик. Как-то я была за работой, а он, чтобы не скучно было, громко-громко запел: «Партизанские отряды занимают города». За рекой в беседке сидели врачи госпиталя, услышали чистый детский голос и не выдержали, по бревнышку через речку перебежали, попросили спеть еще, угостили конфетой…

Федора взяла из яслей уже безнадежного

На побывку приехал муж и сообщил, что из саперов его переводят в машинисты, в Ленинград. «Я же моряк, — сказал он. — И паровозов не знаю». Начальник его даже обнял: «Это еще лучше: принимай новенький катер в ЦПКиО, грузи в товарняк — и на Ладогу!..»
6/VII 1942 г. Едем в Ленинград. Кроню должны положить в больницу, а я сдаю кровь — надо детей подкормить… Сижу с сыновьями в Институте переливания крови — там, где доноров кормят обедом. Хлебаем суп, а нас военный корреспондент снимает и, улыбаясь, говорит: «Пусть фронтовики посмотрят, как вы здесь, в Ленинграде…» Потом идем в больницу Раухфуса. Там у меня берут документы, и Кроня уходит в палату. Сын пролежал в больнице четыре месяца…
А 26/VII 1942 г. Умер Феденька, Федор Константинович. Я его взяла из яслей уже безнадежного. Умирал, как взрослый. Вскрикнул как-то, глубоко вздохнул и выпрямился…
Я его завернула в одеяльце — конверт, очень красивое, шелковое, и понесла в милицию, где выписали похоронное свидетельство… Отнесла я его на кладбище, здесь же нарвала цветов, в землю его положили без гроба и закопали… Я даже не могла плакать…
В тот же день встретила врача Фединого детского садика — садика Балтийского морского пароходства. Рассказала о том, что сын умер, обнялись мы с ней, поцеловались…

На Ладогу

1 июля 1942 года я пришла в отдел кадров пароходства. Рассказала: дочь и сына похоронила. А муж служит на Ладоге. Попросилась в матросы. Объяснила: карточек мне не надо, я донор, получаю рабочую карточку, а надо мне постоянный пропуск на Ладогу. Он взял паспорт, поставил штамп, выписал пропуск до Осиновца, осиновецкого маяка. Выписал постоянный билет во второй вагон идущего туда поезда — бесплатный, и уже 10-го числа я приехала в пункт назначения. В порт меня пропустили. Мне объяснили, что катер, возивший эвакуированных и продукты (хорошо груз успели выгрузить), во время бомбежки ушел на дно. А команда — капитан, механик и матрос спаслись, выплыли. Потом катер подняли, и теперь он в ремонте…
Катера шли обычно в Кобону, везли живой груз… Время от времени я ездила в город. Но взять с собой даже крупинки, даже пылинки муки не могла — если найдут, тут же расстрел. Над пристанью, где лежат мешки с крупой, горохом, мукой, самолет бреющим полетом пролетит, продырявит, в воду запасы сыплются — беда!
Мой Костя делал закваску и пек оладьи — к нам приходил весь пирс. Наконец, начальник порта распорядился снабжать нас мукой и маслом. А то грузчики и военные доставали из воды размокшую массу — и на плиту. Съедят, и тут же заворот кишок, умирают… Сколько таких случаев было!
Так что я опять пришлась ко двору. У меня две рабочих карточки: одну отдаю в детский сад, там довольны, за Костюхой уход хороший, а другую карточку даю Вале. Как еду к деду, у которого наши вещи, он меня капустой и ягодами балует. И еще дает яблочки, я их в Ленинград, в больницу к Кроне. Угощу няньку, врача, разнесу письма из Осиновца и обратно на Ладогу, в порт… Так и верчусь как белка в колесе. Улыбки людей — в подарок, да и муж рядом…
27/VIII. Быстро лето прошло. Ладога бурная, холод, ветер, бомбежки усилились… Плывем в Кобону. Груз выгрузили, недалеко от берега катер пошел ко дну. Такое случалось часто, но на этот раз катер «эпроновцы» так и не смогли поднять…
Костю направили на водокачку (станция Мельничный Ручей). Сутки дежурит, двое — свободен…
Кроню в то время из больницы имени Раухфуса перевезли в больницу на Петроградку, сказали, что там сделают операцию. Положили его на женское отделение. Женщины его полюбили — учили шитью, вязанию…
В конце декабря Кроне удалили кусок челюсти, в январе велели забирать домой.
3/I 1943 г. Снова ходила просить жилье, предложили пустующий дом в Мельничном Ручье. В этом доме печку затопили — дымит, имеется замечательная плита с духовкой из кирпича… А рядом военные разбирали дома по бревнышку и увозили, и к нам подъехали, но мы их припугнули, и наш дом не тронули.

Земля мягкая

Кронида и Костюху забрали домой, а детсад нам отоваривал карточки. Мужу Косте близко на работу спуститься — железнодорожное полотно перейдет, а там — водокачка. Пока сутки стоит на вахте, дров напилит, наколет, насушит и принесет домой.
Чтобы прогреть дом, приходится топить печь не переставая. Тепло, светло, снега много-много. Муж сделал санки. По дороге мимо дома два-три раза в день лошадка пройдет — дети на санки. Берут с собой ящичек, веник, лопатки — соберут лошадкино «добро» и около крыльца навоз сложат — для будущих посадок пригодится…
15/III 1943 г. У крыльца накопилась огромная куча навоза. «Ленинградская правда» как раз поместила статью академика Лысенко о том, что можно из ростков картошки вырастить богатый урожай отменного картофеля. Для этого надо сделать парник, набить конским навозом, затем заложить мерзлой землей и набросать снега. Закрыть рамами и через две-три недели сажать ростки.
Пришлось в доме снять пять внутренних рам, и поступили примерно так, как написано в газете.
22/III 1943 г. Земля мягкая. Купили у соседки-старушки тазик, полный ростков, за 900 г. конфет. Долго занимались посадками — дело хлопотное…
5/VI 1943 г. Заморозки были очень сильные, и вся земля померзла — очень было жаль наших трудов. А тут пришла пора сажать капусту, брюкву, свеклу. Копали день и ночь.
Напротив — два двухэтажных дома. Бывший детсад Мясокомбината. Никто их не охранял, но никто и не трогал — государственное…
В Ленинграде я раздобыла лук-севок — вот такие дела «луковые»: вечный, его раз посадить, и он растет несколько лет. Лук растет не по дням, а по часам, а я продавать не умею, да и времени нет — рынок далеко. Нарежу в корзину и несу морякам. Они мне записку-благодарность написали. Потом сами ходили ко мне, ножницами аккуратно нарезали и уносили к себе…

Надежда родилась

…Долго не бралась за дневник — не до того было. Пошла к докторам. Они меня осматривают, слушают, как ты там у меня растешь, а я с тобой разговариваю, глажу тебя — мечтаю, чтобы ласковая росла, пригожая, умная. А ты как будто слышишь меня. Костя кроватку уже тебе принес плетеную — очень красивую, ждем тебя с великой радостью. Знаю, что ты — дочка моя, растешь, знаешь, какой была Милетта…
Помню, блокада — она братьев бережет. Я уйду, а они втроем одни. Как начнется бомбежка, она всех — под кровать… Холод, голод, она последними крошками с ними поделится. Видела, как я хлеб делю, и тоже делила. Оставит себе кусочек поменьше, а горчицы побольше, как я… Страшно одним в четырехкомнатной квартире… Как-то бомба во дворе разорвалась — стекла с соседнего дома сыплются, а наш шатается…
…Я кровь не сдаю с мая месяца, так как знаю, что это вредно тебе, моя ненаглядная доченька. Вышла за поленом, мимо соседи идут — радуются, прорвана блокада…
Солдаты 63-й Гвардейской дивизии подарили моему мужу Косте новую офицерскую шубу. Полная изба народу, шум, шутки, счастье! Неужели позади блокада!
2/II 1943 г. Я говорю Косте: «Беги за врачом, начинается!» На плите стоит 12-литровая кастрюля с теплой кипяченой водой, а в 7-литровой уже кипит вода. А вчера, 1 февраля, меня смотрел врач, запустил капли в глаза, дал мне йод, шелковую нитку в мешочке и сказал: «В госпиталь не ходи — там дикий холод, и весь он завален покойниками, да и находится за 4 километра от дома…»
Вернулся муж, лица на нем нет. Не обнаружил в больнице ни единого человека — видно, ночью тихо снялись… Люди ему сказали, что слабых отправили в тыл, а тех, кто покрепче, — на фронт…
Схватки уже нетерпимые. Дети спят в комнате, я стою в корыте, в Костиной рубахе. Он — напротив меня, ножницы наготове… Уже держит твою головку, уже ты у него на руках… Лицо у него светлое… Я беру тебя на руки. Он режет пуповину, смазывает йодом, завязывает. Рядом ванночка. Льет на головку воду — голова у тебя волосатая. Орешь, дети вскакивают, отец им кричит: «На место!»

Заворачивает тебя, несет на кровать…

Я моюсь, Костя берет меня на руки и тоже несет на кровать. А сам выливает из емкостей воду, моет пол, моет руки и приходит смотреть, как ты спишь в кроватке. Потом подходит ко мне, гладит по голове, желает спокойной ночи, идет спать на кухонную скамью… Луна за окном огромная…
Утром муж говорит мне: «Всю ночь не спал, слушал, как сопит дочь. И надумал: давай назовем ее Надеждой, и будем думать, что нас ждет Надежда и радость. Счастье, что он оказался рядом, принял роды, назвал тебя, а то все был в море…

Смоляная река

5/II 1944 г. Костю отправили в Териоки (в переводе с финского — Смоляная река), а ко мне нагрянули из Удмуртии мама Зоя, Дагмара и Люся.
Зоин муж Иван Данилович Русанов (много лет радость и печаль делили вместе) убит на фронте…
Ивана Даниловича и нас до войны соединяла совместная работа: он был главным инженером (окончил Лесотехническую академию), мой Костя — механиком, а я слесарем — чинила и выдавала инструменты на инструментальной станции при Александровском лесопункте. Мама Зоя и он поженились накануне войны, в мае, и уехали…
И вот Иван Данилович уже лежит где-то в Синявино… А мы с Костей — молодые, здоровые, а вот дочь и сына потеряли, их унесла блокада…
27/V 1944 г. Переехали к Косте в Териоки. Там полно пустующих домов. Поселились в небольшом, с верандой. Под окнами — сад, кусты смородины, колодец в трех шагах от крыльца. Огромный сарай и погреб — неожиданно этот погреб оказался с вином. Пятнадцать минут до вокзала…
19/XI 1944 г. Костю и меня пригласили на праздник в честь Дня артиллериста, надо ехать в Ленинград. Детей уложили спать — поезд отправлялся в три часа ночи. Незадолго до отъезда один военный принес нам ведро бензина. Я ведро тазом закрыла, оно стояло рядом с картошкой…
Приехали в город, сходили на собрание в честь праздника, побывали у мамы. И тогда не знали, что в Териоки наш дом загорелся. К счастью, дети не пострадали — спасли их соседи, вытащив через окно. А как вытащили — дом рухнул. После того как пожар был потушен приехавшими военными, обнаружились пропажи: Костина память об отце — тяжеленный серебряный портсигар, коробочка с облигациями (может, конечно, сгорела), а вино из погреба военные погрузили на машину и увезли.
Свалили все на Кроню: будто он пошел со свечой за картошкой, а в бензин попала искра…
20/XI — 1944 г. Вышли из поезда, подошли к дому и видим — пепелище… Костя говорит: «Были бы живы дети, на остальное наплевать!» Оно и верно: квартира в Ленинграде есть — не помрем. Сосед выходит, успокаивает: «Дети у меня, но без одежды, раздетые…»
И рассказали, как дом рухнул. Они подошли, а на плите кастрюля 7 литров, алюминиевая, как живая. Дотронулись, и она рассыпалась. Ящик с пшеницей не сгорел, но крупа оказалась горькой…
Позвонили в Ленинград в воинскую часть на площадь Труда. Костя вызвал Валериана, тот сразу взял машину, погрузил нас (а мы забрали мерзлую картошку и двух живых кроликов и увезли в Ленинград). В городе добрые люди нанесли детям одежды — хорошо хоть не умерли, только сильно оголодали.

Неужели пережили войну?

Кроликов мы съели, картошку съели. Дети в школу не пошли, потому что раздетые. А с железной дороги Сергей Николаевич приносил мне работу, собирала патроны для уличного освещения, платили очень мало…
В очереди простоишь за отрубями. Ночь простоишь, утром хлеба дадут норму. Хлеб намочишь, отруби, ошпаренные крутым кипятком, набухнут, смешаешь намоченный хлеб и отруби, мороженной, отварной картошки натолкаешь, и на сковородку. Аромат по комнатам. Съедим — и за работу, собирать патроны…
Наконец весна 1945 года. Неужели пережили войну?.. Мы с мужем поехали в Репино. Красили кровати, стены. Взяли меня управхозом, по ночам охраняла дачи художников, артистов — там никто из них не жил. Жили пленные. Даже однажды ночью мне дали ружье, незаряженное. Я надела его на правое плечо. А пленные из окон смотрят на меня, гогочут… Отстояла ночь, домой пришла — расплакалась, Костя утром пошел в правление требовать, чтобы меня рассчитали.
Наденьку я еще грудью кормлю. Ходим на залив всей семьей. Отец и сыновья ловят рыбу: окуньков, а то и судаков. Мелко: рыба возле камней собирается, а со стороны Кронштадта — дымка, морские саперы очищают фарватер от мин. Рыбы много — целый противогаз мелочи соберем, а крупную — на ветку нанижем и несем через плечо. Берега пустынные, ни души, а песок горячий…
Купаемся, и младшую Наденьку в водичку опускаем (она рано пошла, в десять месяцев). Веселая, прыгает, возится, визжит, хочет поймать рыбку, а та убегает. Дети смеются, и нам с отцом — хорошо…
Костя тащит через плечо двух огромных судаков. Идем по аллее, а навстречу — огромный детина. Сначала на судаков смотрит, а потом давай обниматься! Оказалось, Костин начальник БГМП, капитан. Муж с ним плавал на каком-то судне…

1942 год выдался для Ленинграда вдвойне трагичным. К голоду, ежедневно уносящему сотни жизней, добавилось еще и нашествие крыс. Очевидцы вспоминают, что грызуны передвигались по городу огромными колониями. Когда они переходили дорогу, даже трамваи вынуждены были останавливаться, сообщает Day.Az со ссылкой на F4B .

Блокадница Кира Логинова вспоминала, что "...тьма крыс длинными шеренгами во главе со своими вожаками двигались по Шлиссельбургскому тракту (ныне проспекту Обуховской обороны) прямо к мельнице, где мололи муку для всего города. В крыс стреляли, их пытались давить танками, но ничего не получалось: они забирались на танки и благополучно ехали на них дальше. Это был враг организованный, умный и жестокий..."

Все виды оружия, бомбежки и огонь пожаров оказались бессильными уничтожить "пятую колонну", объедавшую умиравших от голода блокадников. Серые твари сжирали даже те крохи еды, что оставались в городе. Кроме того, из-за полчищ крыс в городе возникла угроза эпидемий. Но никакие "человеческие" методы борьбы с грызунами не помогали. А кошек - главных крысиных врагов - в городе не было уже давно. Их съели.

Немного грустного, но честного

Поначалу окружающие осуждали "кошкоедов".

"Я питаюсь по второй категории, поэтому имею право", - оправдывался осенью 1941 года один из них.

Потом оправданий уже не требовалось: обед из кошки часто был единственной возможностью сохранить жизнь.

"3 декабря 1941 года. Сегодня съели жареную кошку. Очень вкусно", - записал в своем дневнике 10-летний мальчик.

"Соседского кота мы съели всей коммунальной квартирой еще в начале блокады", - говорит Зоя Корнильева.

"В нашей семье дошло до того, что дядя требовал кота Максима на съедение чуть ли не каждый день. Мы с мамой, когда уходили из дома, запирали Максима на ключ в маленькой комнате. Жил у нас еще попугай Жак. В хорошие времена Жаконя наш пел, разговаривал. А тут с голоду весь облез и притих. Немного подсолнечных семечек, которые мы выменяли на папино ружье, скоро кончились, и Жак наш был обречен. Кот Максим тоже еле бродил - шерсть вылезала клоками, когти не убирались, перестал даже мяукать, выпрашивая еду. Однажды Макс ухитрился залезть в клетку к Жаконе. В иное время случилась бы драма. А вот что увидели мы, вернувшись домой! Птица и кот в холодной комнате спали, прижавшись друг к другу. На дядю это так подействовало, что он перестал на кота покушаться..."

"У нас был кот Васька. Любимец в семье. Зимой 41-го мама его унесла куда-то. Сказала, что в приют, мол, там его будут рыбкой кормить, мы-то не можем... Вечером мама приготовила что-то наподобие котлет. Тогда я удивилась, откуда у нас мясо? Ничего не поняла... Только потом... Получается, что благодаря Ваське мы выжили ту зиму..."

"В доме во время бомбёжки вылетели стёкла, мебель давно стопили. Мама спала на подоконнике - благо они были широкие, как лавка, - укрываясь зонтиком от дождя и ветра. Однажды кто-то, узнав, что мама беременна мною, подарил ей селёдку - ей так хотелось солёного... Дома мама положила подарок в укромный уголок, надеясь съесть после работы. Но вернувшись вечером, нашла от селёдки хвостик и жирные пятна на полу - крысы попировали. Это была трагедия, которую поймут лишь те, кто пережил блокаду" - рассказывает сотрудница храма прп. Серафима Саровского Валентина Осипова.

Кошка - значит победа

Тем не менее, некоторые горожане, несмотря на жестокий голод, пожалели своих любимцев. Весной 1942 года полуживая от голода старушка вынесла своего кота на улицу погулять. К ней подходили люди, благодарили, что она его сохранила.

Одна бывшая блокадница вспоминала, что в марте 1942 года вдруг увидела на городской улице тощую кошку. Вокруг нее стояли несколько старушек и крестились, а исхудавший, похожий на скелет милиционер следил, чтобы никто не изловил зверька.

12-летняя девочка в апреле 1942 года, проходя мимо кинотеатра "Баррикада", увидала толпу людей у окна одного из домов. Они дивились на необыкновенное зрелище: на ярко освещенном солнцем подоконнике лежала полосатая кошка с тремя котятами. "Увидев ее, я поняла, что мы выжили", - вспоминала эта женщина много лет спустя.

Мохнатый спецназ

Как только была прорвана блокада в 1943 году, вышло постановление за подписью председателя Ленсовета о необходимости "выписать из Ярославской области и доставить в Ленинград дымчатых кошек". Ярославцы не могли не выполнить стратегический заказ и наловили нужное количество дымчатых кошек, считавшихся тогда лучшими крысоловами.

Четыре вагона кошек прибыли в полуразрушенный город. Часть кошек была выпущена тут же на вокзале, часть была роздана жителям. Расхватывали моментально, и многим не хватило.

Л. Пантелеев записал в блокадном дневнике в январе 1944 года: "Котенок в Ленинграде стоит 500 рублей". Килограмм хлеба тогда продавался с рук за 50 рублей. Зарплата сторожа составляла 120 рублей.

За кошку отдавали самое дорогое, что у нас было, - хлеб. Я сама оставляла понемногу от своей пайки, чтобы потом отдать этот хлеб за котенка женщине, у которой окотилась кошка, - вспоминала Зоя Корнильева.

Прибывшие в полуразрушенный город коты ценой больших потерь со своей стороны сумели отогнать крыс от продовольственных складов.

Кошки не только ловили грызунов, но и воевали. Есть легенда о рыжем коте, который прижился при стоявшей под Ленинградом зенитной батарее. Солдаты прозвали его "слухачом", так как кот точно предсказывал своим мяуканьем приближение вражеских самолетов. Причем на советские самолеты животное не реагировало. Кота даже поставили на довольствие и выделили одного рядового за ним присматривать.

Кошачья мобилизация

Еще одну "партию" котов завезли из Сибири, чтобы бороться с грызунами в подвалах Эрмитажа и других ленинградских дворцов и музеев. Интересно, что многие кошки были домашними - жители Омска, Иркутска, Тюмени сами приносили их на сборные пункты, чтобы помочь ленинградцам. Всего в Ленинград было направлено 5 тысяч котов, которые с честью справились со своей задачей - очистили город от грызунов, спасая для людей остатки съестных припасов, а самих людей - от эпидемии.

Потомки тех сибирских кошек и по сей день обитают в Эрмитаже. О них хорошо заботятся, их кормят, лечат, но главное - уважают за добросовестный труд и помощь. А несколько лет назад в музее даже был создан специальный Фонд друзей котов Эрмитажа.

Сегодня в Эрмитаже служат более полусотни котов. У каждого есть особый паспорт с фотографией. Все они успешно охраняют от грызунов музейные экспонаты. Кошек узнают в лицо, со спины и даже с хвоста все сотрудники музея.

27 января – одна из самых значимых дат петербуржцев — День полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады. Она продолжалась долгие 872 дня и унесла жизни полутора миллионов человек. В окружении вместе со взрослыми в эти тяжелейшие для города дни были 400 тысяч детей.

Безусловно, нашим современным детям нужно читать об этом, чтоб они знали и помнили. Эта память должна быть в каждом из нас, и обязательно передаваться дальше, следующим поколениям.

Мы составили подборку книг, которые можно почитать детям и с детьми о блокаде Ленинграда.

Г. Черкашин «Кукла»

Это история о маленькой девочке, которая была эвакуирована из блокадного Ленинграда, и о кукле Маше, оставшейся ждать хозяйку в осажденном городе. Это история о возвращении домой, о людях — хороших и не очень, о надежде, мужестве и великодушии.

Здесь нет описания ужасов военного времени: вражеских налётов, взрыва снарядов, голода… Но осязаемо встаёт перед глазами всё то большое несчастье, случившееся с нашей страной. В нехитром, незамысловатом сюжете передано размышление о семейных отношениях, о человеческих ценностях, о жителях города-героя Ленинграда и их подвиге.

Книга «Кукла» – это не только рассказ о девочке и её игрушках. Это рассказ о беспримерном подвиге жителей и защитников города на Неве, об истинных человеческих ценностях.

Ю. Герман «Вот как это было»

Детская повесть «Вот как это было» при жизни писателя не публиковалась. Она посвящена очень важному в жизни нашей страны периоду. Здесь рассказывается о Ленинграде предвоенного времени, о Великой Отечественной войне, о ленинградской блокаде, о том, как мы победили. В повести многое документально, основано на исторических фактах. Это не только памятные всем ленинградцам, пережившим блокаду, эпизоды с обстрелом зоопарка и пожаром в Народном доме, не только бомбёжка госпиталя… Так, например, стихи «Над Ленинградом нависла блокада», помещённые в главу «Школа в подвале», — это не стилизация, не подделка под детское творчество — это подлинное стихотворение одного ленинградского школьника тех суровых годов, подаренное писателю на встрече с юными читателями в одной из школ Ленинграда.

Повесть для детей дошкольного возраста.

Т. Цинберг «Седьмая симфония»

Блокада Ленинграда… Юная Катя берёт под свою опеку трёхлетнего мальчика, спасая его от смерти. И благодаря этому сама обретает силы жить дальше. Повесть Тамары Цинберг рассказывает удивительно светлую и честную историю о незаметных ежедневных подвигах ленинградцев и о том, что же означала храбрость отдельного человека в годы Великой Отечественной войны.

В этой книге автор рассказывает о людях с чистой душой и совестью, о том, как, выполняя свой долг, они ежедневно совершали незаметные, но героические подвиги. И девушки-продавщицы из булочной, и управхоз, и врач из госпиталя, и девочка Катя - все они боролись за общее дело, за счастье народа.

Она - о любви, о человечности, о сострадании.

Е. Верейская «Три девочки»

Эта книга о дружбе трех девочек-школьниц – Наташи, Кати и Люси, – о том, как в мирные годы интересно и весело живут подружки в “Соленой Католюандо”, и о том, как в дни Великой Отечественной войны дружба помогает им наряду со взрослыми стойко и мужественно выдержать суровые испытания блокады Ленинграда.

Повесть “Три девочки” – это трогательная история трёх девочек, переживших блокаду Ленинграда и вынужденных столкнуться с недетскими трудностями, правдиво поведает о настоящей дружбе, мужестве и искренней преданности, о нежданных потерях и приобретениях.

Э. Фонякова «Хлеб той зимы»

Автобиографическая повесть современной петербургской писательницы Эллы Фоняковой посвящена ленинградской блокаде, с которой совпало детство автора. Написанный ярким, простым и сочным языком на основе собственных воспоминаний «Хлеб той зимы» - это честный рассказ без приукрашиваний и нагнетания кошмаров. Книга переведена на многие языки, в том числе вышла в Германии и США.

«Как это — война? Что это — война?» Немногим не понаслышке известны ответы на эти вопросы. А первоклашке Лене, оставшейся вместе с семьёй в блокадном Ленинграде, на собственном опыте приходится узнать, «как выглядит война взаправдашняя»: что такое воздушная тревога и как тушить «зажигалку», каким бывает настоящий голод и что, оказывается, оладьи можно приготовить из кофейной гущи, а студень — из столярного клея.

«Хлеб той зимы» Эллы Фоняковой — это и слепок времени, и во многом автобиографичный рассказ о блокадных днях, и пронзительная история о самой обычной девочке, её семье и обо всех ленинградцах, не оставивших окружённый город.

Л. Пожедаева «Война, блокада, я и другие»

«Книга обжигает и потрясает… Горе и радость, мужество и трусость, верность и предательство, жизнь и смерть, голод, одиночество, жгучий холод были «блокадными подружками» маленькой девочки Милы…

…Она должна была погибнуть в той страшной бомбежке, ее должны были раздавить железные гусеницы прорвавшихся немецких танков, она должна была умереть еще много раз, потому что такого не может вынести даже взрослый и сильный человек. Но, наверное, души и судьбы маленьких, таких же, как она, девочек и мальчиков оставили ее жить, чтобы она могла нам сегодня рассказать о той страшной войне, которую вели блокадные дети, большие и маленькие, как могли… и часто без взрослых, закрывая и спасая своими худенькими тщедушными тельцами нас, сегодняшних…

Эта книга - укор о забытом долге перед ними, детьми Ленинградской блокады, умершими, замерзшими, раздавленными фашистской танковой атакой, разорванными самолетной бомбежкой… И нам нужно этот долг отдать и живым, и мертвым…» Александр Конюшин, директор «ДОМА сотрудничества с ЮНЕСКО в Санкт-Петербурге и Ленинградской области»

М. Сухачев «Дети блокады»

Михаил Сухачев, автор книги «Дети блокады», двенадцатилетним мальчиком пережил много месяцев в трагической и героической блокаде Ленинграда в 1941–1944 годах. Эта книга не просто литературное произведение, она рассказывает о тяжелых и страшных воспоминаниях, о борьбе ленинградцев и их детей, оставшихся в городе, об их невыносимых страданиях от голода и холода. У многих ребят в блокаде умерли все родные.

Но это книга и о невероятном мужестве и стойкости ребят, не струсивших под бомбежками и обстрелами, а тушивших зажигательные бомбы на чердаках, помогавших женщинам и старикам и работавших на заводах наравне со взрослыми… Они быстро повзрослели и стремились сделать все, даже невозможное, для помощи городу, в котором ленинградцы умирали, но не сдавались.

Л. Никольская «Должна остаться живой»

Действие повести происходит на протяжении одного, самого страшного, месяца блокады Ленинграда — декабря 1941 года. Обыкновенная ленинградская девочка проявляет подлинное мужество, переживает трагические моменты, проходит настоящие приключения, помогая добру в его борьбе со злом. Несмотря на трагизм ситуации, повесть наполнена светлым оптимизмом. Книга рассчитана на детей и взрослых.

А. Крестинский «Мальчики из блокады»

Лирико-драматическое повествование о жизни ребят в осажденном фашистами Ленинграде.

Рассказы и повесть, вошедшие в сборник, автобиографические; и все же прежде всего они — художественные тексты, адресованные подростку. Правдиво и просто рассказывают они о понятных юному читателю вещах: о мальчишеской дружбе и первой любви, о родительском самопожертвовании — и сложности взаимопонимания, о силе и благородстве — и о слабости и низости; одним словом, о детстве и юности, пришедшихся на годы страшного бедствия, Ленинградской блокады.

В. Шефнер «Сестра печали»

Повесть «Сестра печали» — одно из самых значительных и глубоких произведений В. Шефнера. Она воспринимается как обобщенный портрет поколения. В ней говорится о Ленинграде, о неразрывной связи прошлого с настоящим, о мужестве, стойкости, трудовой и боевой дружбе, преодолевающих невзгоды войны, блокаду, потеря близких, о душевном здоровье, помогающем людям, пережив утраты, со светлой грустью думать о прошлом и уверенно смотреть в будущее. И еще это повесть о Любви, настоящей Любви с большой буквы, пронесенной через годы и не потерявшей силы и чистоты.

В. Семенцова «Лист фикуса»

Автор книги принадлежит к тому уже не многочисленному поколению людей, которых называют «Детьми блокады». В своих рассказах от лица пятилетней героини автор обращается к сверстникам, живущим в XXI веке, и повествует о военном детстве, о жизни маленькой девочки и ее мамы в блокадном Ленинграде.

Избирательная память ребенка запечатлела то, что казалось важным и интересным для героини именно в этом возрасте. Эта особенность воспоминаний способствует тому, что книга воспринимается современными детьми актуально, так как соответствует их собственным чувствам и переживаниям. Рассказы помогают по-новому увидеть и прочувствовать военные события, жизнь и быт блокадного города. Книга адресована читателям старшего дошкольного и младшего школьного возраста.

Н. Ходза «Дорога жизни»

Очень важная книга для дошкольников и младших школьников о блокаде Ленинграда. Без лишнего пафоса, без леденящих душу подробностей, простым и спокойным языком Нисон Ходза рассказывает маленькие истории — на страничку-две — о том, что это было такое — блокада Ленинграда, и что значила для людей Дорога жизни.

В. Воскобойников «Оружие для Победы»

Книга объединяет три документальные повести: «900 дней мужества», «Василий Васильевич» и «Оружие для победы».

«900 дней мужества» В этой повести показана блокада на примере жизни одной семьи — от первого дня войны до ленинградского салюта. В мирную жизнь, когда «в воскресенье 22 июня 1941 года Иван Семенович Пахомов пришел вместе с сыном Алешей и дочкой Дашей в зоосад», врывается известие о начале войны: «И вдруг по радио объявили, что началась война».

В ткань повествования органично вписываются документальные факты и истории. И про летчика Севостьянова, именем которого потом была названа улица, и про Таню Савичеву, и про Максима Твердохлеба.

Повести «Василий Васильевич» и «Оружие для победы» в чем-то очень похожи. Рассказывают они о судьбах подростков, которые все силы бросили в те тяжелые годы на помощь своему городу. Мальчишки трудились на заводах, старались изо всех сил. Это была их война, они сражались за Родину у станков. Сколько их было таких мальчишек? Василий Васильевич осиротел еще до войны, у Гриши родители погибли во время эвакуации, а сам он чудом остался жив, случайно отстав от поезда…

Интересен факт, что Василий Васильевич — реальный персонаж! И после войны он работал на том же заводе! Именно его рисовал во время войны художник Алексей Пахомов для известного плаката, именно его Пахомов рисовал через тридцать лет — лучшего рабочего! Об этом художник рассказал писателю Воскобойникову. Этот подвиг простого мальчишки стал достойным не только кисти художника, но и документальной повести.

В. Дубровин «Мальчишки в сорок первом»

Какой мальчишка не мечтает побывать на поле боя? Тем более, если вчера началась самая настоящая война! Вот и Вовка с Женькой совершенно серьёзно решили отправиться в армию. Кто бы мог подумать, что до настоящих бойцов им ещё расти и расти! И, конечно, друзья и представить себе не могли, что в Ленинграде, окружённом кольцом блокады, будет ничуть не легче, чем на передовой. Теперь на счету — каждый грамм хлеба, а совсем рядом, за озером, куда раньше по выходным ребята ходили купаться и загорать, — линия фронта. Так для мальчишек наступает время попрощаться с беззаботным детством, пережить совсем недетские трудности и — повзрослеть.

И. Миксон «Жила, была»

Документальная повесть о Тане Савичевой, основанная на ее дневнике.

Жизнь одного ребенка. Детство, погубленное под тяжелой канонадой, сломленное потерей родных. Возможно, самое шокирующее это то, что главная героиня это… девочка. Хрупкая, маленькая девочка 12-ти лет. Она должна была бы такой быть, хрупкой, веселой, жизнерадостной, если бы не ужасы, которые описывает нам история, книги и рассказы.

Имя Тани Савичевой известно всему миру. В её дневнике, предъявленном на Нюрнбергском процессе в качестве документа, обвиняющего фашизм, всего несколько листочков, на которых девочка неуверенным детским почерком фиксировала смерть своих родных. И нет равнодушных: так искренне, точно и предельно сжато сумела маленькая девочка рассказать о войне в своей маленькой записной книжке.

Ю. Яковлев «Девочки с Васильевского острова»

В истории осады Ленинграда самым трагическим периодом была зима 1941-1942 годов. Вся тяжесть войны легла на плечи не только взрослых, но и детей.

Перед вами искренний и волнующий рассказ о девочке Тане, переживающей блокаду Ленинграда. Благодаря её дневнику ребята узнают о драматических событиях, происходящих в те нелёгкие времена. О голоде, из-за которого страдает семья девочки, о потере близких и родных. Но всегда существует дружба, которая может связывать людей, живущих в разное время.

Это рассказ о том, как война изменяла жизнь людей и прежде всего, детей, как повлияла на их внешний облик и внутреннее состояние. Речь в рассказе идет о шестилетней девочке Маринке из блокадного Ленинграда, которая жила с писателем в одном доме и по одной лестнице.

Рассказывалось о том, как ярославские и сибирские кошки, завезенные в блокадный Ленинград, помогли спасти этот многострадальный и героический город от нашествия крыс и эпидемии чумы.

А в данном посте мне хочется собрать воедино несколько рассказов об удивительных людях, которые смогли спасти своих животных в этом аду, и о том, как кошки спасали своих хозяев от голода.

Кот Маркиз, переживший блокаду Ленинграда.

Расскажу о долгой беcкорыстной дружбе с котом - совершенно замечательной личностью, с которым под одной крышей провёл 24 радостных года.

Маркиз родился на два года раньше меня, ещё до Великой Отечественной войны.

Когда фашисты сомкнули вокруг города кольцо блокады, кот пропал. Это нас не удивило: город голодал, съедали всё, что летало, ползало, лаяло и мяукало.

Вскоре мы уехали в тыл и вернулись только в 1946 году. Именно в этот год в Ленинград со всех концов России стали завозить котов эшелонами, так как крысы одолели своей наглостью и прожорливостью…

Однажды, ранним утром некто стал рвать когтями дверь и во всю мочь орать. Родители открыли дверь и ахнули: на пороге стоял огромный чёрно-белый котище и не моргая глядел на отца и мать. Да, это был Маркиз, вернувшийся с войны. Шрамы - следы ранений, укороченный хвост и рваное ухо говорили о пережитых им бомбёжках.

Несмотря на это, он был силён, здоров и упитан. Никаких сомнений в том, что это Маркиз, не было: на спине у него с самого рождения катался жировик, а на белоснежной шее красовалась чёрная артистическая «бабочка».

Кот обнюхал хозяев, меня, вещи в комнате, рухнул на диван и проспал трое суток без пищи и воды. Он судорожно перебирал во сне лапками, подмяукивал, иногда даже мурлыкал песенку, затем вдруг оскаливал клыки и грозно шипел на невидимого врага.

Маркиз быстро привык к мирной созидательной жизни. Каждое утро он провожал родителей до завода в двух километрах от дома, прибегал обратно, забирался на диван и ещё два часа отдыхал до моего подъёма.

Надо отметить, что крысоловом он был отличным. Ежедневно к порогу комнаты он складывал несколько десятков крыс. И, хотя зрелище это было не совсем приятным, но поощрение за честное выполнение профессионального долга он получал сполна.

Маркиз не ел крыс, в его повседневный рацион входило всё то, что мог позволить себе человек в то голодное время - макаронные изделия с рыбой, выловленной из Невы, птицы и пивные дрожжи.

Что касается последнего - в этом ему отказа не было. На улице стоял павильон с лечебными пивными дрожжами, и продавщица всегда наливала коту 100-150 граммов, как она говорила, «фронтовых».

В 1948 году у Маркиза начались неприятности - выпали все зубы верхней челюсти. Кот стал угасать буквально на глазах. Ветврачи были категоричны: усыпить.

И вот мы с матерью с зарёванными физиономиями сидим в зоополиклинике со своим мохнатым другом на руках, ожидая очереди на его усыпление.

«Какой красивый у вас кот», - сказал мужчина с маленькой собачкой на руках. «Что с ним?» И мы, задыхаясь от слёз, поведали ему печальную историю. «Разрешите осмотреть вашего зверя?» - Мужчина взял Маркиза, бесцеремонно открыл ему пасть. «Что ж, жду вас завтра на кафедре НИИ стоматологии. Мы обязательно поможем вашему Маркизу».

Когда на следующий день в НИИ мы вытаскивали Маркиза из корзины, собрались все сотрудники кафедры. Наш знакомый, оказавшийся профессором кафедры протезирования, рассказал своим коллегам о военной судьбе Маркиза, о перенесённой им блокаде, которая и стала основной причиной выпадения зубов.

Маркизу наложили на морду эфирную маску, и когда он впал в глубокий сон, одна группа медиков сделала слепок, другая вколачивала в кровоточащую челюсть серебряные штыри, третья накладывала ватные тампоны.

Когда всё закончилось, нам сказали прийти за протезами через две недели, а кота кормить мясными отварами, жидкой кашей, молоком и сметаной с творогом, что в то время было весьма проблематично. Но наша семья, урезая свои суточные пайки, справилась.

Две недели пролетели мгновенно, и снова мы в НИИ стоматологии. На примерку собрался весь персонал института. Протез надели на штыри, и Маркиз стал похож на артиста оригинального жанра, для которого улыбка - творческая необходимость.

Но протез не понравился Маркизу по вкусу, он яростно пытался вытащить его изо рта. Неизвестно, чем бы закончилась эта возня, если бы санитарка не догадалась дать ему кусочек отварного мяса.

Маркиз давно не пробовал такого лакомства и, забыв про протез, стал его жадно жевать. Кот сразу почувствовал огромное преимущество нового приспособления. На его морде отразилась усиленная умственная работа. Он навсегда связал свою жизнь с новой челюстью.

Между завтраком, обедом и ужином челюсть покоилась в стаканчике с водой. Рядом стояли стаканчики со вставными челюстями бабушки и отца. По нескольку раз в день, а то и ночью, Маркиз подходил к стаканчику и, убедившись, что его челюсть на месте, шёл дремать на огромный бабушкин диван.

А сколько переживаний досталось коту, когда он однажды заметил отсутствие своих зубов в стаканчике! Целый день, обнажая свои беззубые дёсны, Маркиз орал, как бы спрашивая домашних, куда они задевали его приспособление?

Челюсть он обнаружил сам - она закатилась под раковину. После этого случая кот большую часть времени сидел рядом - сторожил свой стаканчик.

Так, с искусственной челюстью, кот прожил 16 лет. Когда ему пошёл 24-й год, он почувствовал свой уход в вечность.

За несколько дней до смерти он уже более не подходил к своему заветному стаканчику. Только в самый последний день, собрав все силы, он взобрался на раковину, встал на задние лапы и смахнул с полки стаканчик на пол.

Затем, словно мышь, взял челюсть в свою беззубую пасть, перенёс на диван и, обняв её передними лапами, посмотрел на меня долгим звериным взглядом, промурлыкал последнюю в своей жизни песенку и ушел навсегда.

Кот Василий

Моя бабушка всегда говорила, что тяжёлую блокаду и голод и я моя мама, а я её дочь, пережила только благодаря нашему коту Ваське.

Если бы не этот рыжий хулиган, мы с дочерью умерли бы с голоду как многие другие.

Каждый день Васька уходил на охоту и притаскивал мышек или даже большую жирную крысу. Мышек бабушка потрошила и варила из них похлебку. А из крыски получался неплохой гуляш.

При этом кот сидел всегда рядом и ждал еду, а ночью все трое лежали под одним одеялом и он согревал их своим теплом.

Бомбежку он чувствовал намного раньше, чем объявляли воздушную тревогу, начинал крутиться и жалобно мяукать, бабушка успевала собрать вещи, воду, маму, кота и выбежать из дома. Когда бежали в убежище, его как члена семьи тащили с собой и смотрели, как бы его не унесли и не съели.

Голод был страшный. Васька был голодный как все и тощий. Всю зиму до весны бабушка собирала крошки для птиц, а с весны выходили с котом на охоту. Бабушка сыпала крошки и сидели с Васькой в засаде, его прыжок всегда был на удивление точным и быстрым.

Васька голодал вместе с нами и сил у него было недостаточно, что бы удержать птицу. Он хватал птицу, а из кустов выбегала бабушка и помогала ему. Так что с весны до осени ели еще и птиц.

Когда сняли блокаду и появилось побольше еды, и даже потом после войны бабушка коту всегда отдавала самый лучший кусочек. Гладила его ласково, приговаривая – кормилец ты наш.

Умер Васька в 1949 году, бабушка его похоронила на кладбище, и, что бы, могилку не затоптали, поставила крестик и написала Василий Бугров. Потом рядом с котиком мама положила и бабушку, а потом там я похоронила и свою маму. Так и лежат все трое за одной оградкой, как когда-то в войну под одним одеялом.

История кота Максима

Хозяйка Максима, Вера Николаевна Володина, говорила: «В нашей семье дошло до того, что дядя требовал кота Максима на съедение чуть ли не каждый день.

Мы с мамой, когда уходили из дома, запирали Максима на ключ в маленькой комнате.

Жил у нас еще попугай Жак. В хорошие времена Жаконя наш пел, разговаривал. А тут с голоду весь облез и притих.

Немного подсолнечных семечек, которые мы выменяли на папино ружье, скоро кончились, и Жак наш был обречен.

Кот Максим тоже еле бродил - шерсть вылезала клоками, когти не убирались, перестал даже мяукать, выпрашивая еду.

Однажды Макс ухитрился залезть в клетку к Жаконе. В иное время случилась бы драма. А вот что увидели мы, вернувшись домой! Птица и кот в холодной комнате спали, прижавшись друг к другу.

На дядю это так подействовало, что он перестал на кота покушаться».

Однако трогательная дружба кота и попугая скоро закончилась - через некоторое время Жаконя умер от голода. А вот Максиму удалось выжить, и более того - стать практически символом жизни для осажденного города, напоминанием о том, что еще не все потеряно, что сдаваться нельзя.

В квартиру Володиных ходили люди - просто чтобы посмотреть на уцелевшего кота, самое настоящее пушистое чудо. А после войны «на экскурсию» к Максиму водили школьников.
Умер отважный кот в 1957 году - от старости. Источник